Его голос странно прозвучал в пустом помещении. Но все же он немного приободрил сам себя и продолжил поиски. Если Варю так огорчает эта папка, то пусть она сама решит, что с ней делать. Хоть выбросит, хоть в реке утопит. Он достаточно взрослый, чтобы сделать для нее такую малость – забрать из канцелярии и принести ей папку. Вот завтра позовет ее в сторонку, достанет из-за пазухи серую папку и небрежно спросит: она? Варя, конечно, обрадуется, полезет с поцелуями, но он только плечом дернет и отойдет, дескать, какой пустяк…
Только он успокоился, шорох повторился.
На этот раз Владик быстро повернулся и сразу встретился глазами с большой серо-коричневой крысой. Крыса сидела на соседней полке и маленькими внимательными глазками смотрела на него.
Владику показалось, что он громко закричал. На самом деле из горла вырвался лишь слабый сип. Мальчик слетел со стула, уронив при этом лампу, бросился к решетке и, не помня себя от ужаса и омерзения, вылетел наверх.
Тем временем на берегу ждали рассвет. Предутренний туман клубился в низинах. Ночь уже шла на спад, небо на востоке светлело. Выпускницы стояли дружной стайкой у реки и пели. Парни курили, не прячась.
Библиотекарь декламировал Маяковского. Августина сидела на траве и так некстати вспоминала другую ночь, другой рассвет здесь же, в Буженинове. Вспоминала и удивлялась странной спиралевидности собственной жизни.
Жизнь зачем-то вернула ее сюда, будто урок, данный когда-то, не был усвоен до конца и пройти его предлагалось заново.
Странным образом она, не оглядываясь, могла держать в поле зрения директора и знала, что с кем бы тот ни говорил сейчас, все же неизменно бросает взгляды в ее сторону, ищет глазами. И в какой точке относительно ее он теперь ни находился бы, она чувствовала его местонахождение.
Она снова была здесь, в Буженинове, но теперь ощущала себя совершенно иначе, чем двадцать лет назад. Да, у нее не было той молодости и запаса жизненных сил, как в ту пору, но странное дело, теперь она ощущала в себе властную уверенность зрелой женщины и осторожно проверяла это новое качество на Капитане Флинте. Хотя в душе трепетала никчемная заоблачная мысль – если бы вместо неуклюжего директора здесь вдруг появился бы Лев… Впрочем, расправляться с заоблачными мечтами она давно научилась и потому, когда прямо над головой раздался хрипловатый голос директора, поднялась и обернулась к нему с приветливой полуулыбкой.
– Августина Тихоновна, не хотите ли пройтись немного?
Почему бы не пройтись? Ночь такая теплая, вот только разве что комары…
Она взяла его под руку, и вдвоем они неторопливо двинулись вдоль реки, в клубы тумана, в заросли высокого разлапистого папоротника. Некоторое время оба молчали.
Где-то в зарослях пробурчал козодой. Потом вдруг бесшумно подлетела и заверещала сова, совсем рядом. Августина вздрогнула, а директор остановился и отвернулся к реке. Потянулся за папиросами, но передумал, неестественно взмахнул рукой.
– Я, Августина Тихоновна, очень неловко себя чувствую, – начал он, но, вздохнув, продолжил напористо и даже немного сердито: – Но все же скажу, раз решился. Вы мне нравитесь, Августина Тихоновна. Конечно, вы – дама, а я… мужлан неотесанный, но…
– Ну зачем вы так? – испугалась она.
– Да, да, не спорьте. И все же люди, бывает, разные могут… способны, знаете, дополнить друг друга. Хоть и разные совсем, а вместе, глядишь, – одно. Я закурю, можно?
Августина не успела ответить, он снова взмахнул рукой, вспомнил:
– Не буду. Вам же дым нельзя. Да и не хочу я, так, знаете, нервничаю.
– Да не надо нервничать, – попросила она.
Он волновался, и это не было неприятно ей. Она вдруг поняла, что устала быть одна. И что, возможно, она не такая уж и старая, если все еще нравится мужчинам?
Они отошли от всех довольно далеко. За рекой чуть порозовело небо, восход становился все очевиднее. Туман, поднимаясь от реки, казалось, решил спрятать все вокруг в свои сети.
– Я прошу вас, Августина Тихоновна, соединить, так сказать, наши судьбы…
– Вы что же, Павел Юрьевич, делаете мне предложение?
– Ну, я… Да, делаю.
Сказав, директор шумно выдохнул и отвернулся. И сразу увидел огонь. Сквозь туман он едва пробивался, но все же сомнений не оставалось – что-то горит в стороне замка.
– Мать-перемать! – тихо выругался директор, широкими шагами двинулся назад, бросив Августине: – Пожар у нас, кажется.
Остальные тоже заметили неладное со стороны замка и с криками бежали навстречу.
– Замок горит, Павел Юрьевич!
– Владик, – выдохнула Августина и бросилась вперед других напрямик к замку.
Когда подбежала ближе, увидела – дым вырывается из нижних окон, поднимается вверх, закрывает собой окна второго этажа, ползет к верхнему.
Из окошек подвала рвется огонь. Трещат стекла, сверху бросают вещи.
Сторож Михеич выводил сонных перепуганных детей черным ходом. По пожарной лестнице тоже спускались люди. Кто-то выкидывал из распахнутого окна второго этажа одеяла, подушки, одежду.
Августина, задыхаясь от быстрой ходьбы, подлетела к замку и первым делом разыскала своих воспитанников. Они, завернутые в одеяла, стояли кучкой у конюшни вместе с воспитательницей Зиночкой.
– Зина, а где Владик?
– А разве он не с вами? – удивилась та. – Я его не видела.
Августина нашла среди детей самого смышленого.
– Костя, ты видел Владика?
– Его с нами не было.
– Всех детей из замка вывели! – Зиночка старалась перекричать шум пожара. – Он где-то здесь, может, в конюшне?
В конюшне беспокойно ржали лошади. Из коровника выводили коров и телят и гнали в луга, подальше от пожара. Ни в коровнике, ни в конюшне сына она не нашла.