Рябиновый мед. Августина. Часть 3, 4 - Страница 90

С утра их привезли на какой-то разъезд. Построили и погнали. Он еще тогда почувствовал проклятый озноб и слабость, задыхался от быстрой ходьбы. А охранники подгоняли: «Ходу! Ходу! Шевелись!»

Стал спотыкаться от слабости, шататься. Брел кое-как. Однако почувствовал – поддерживает кто-то за локоть. Глянул – старик рядом идет. Удивился – что ему до меня?

Шел Ухват, качался, чувствовал – силы на исходе. А по бокам колонны овчарки, охрана с автоматами. Упади – разбирать не станут, как и что, – пришьют на месте. Да и пусть. Что было в ней, в жизни-то? Грабежи, убийства, разгул и вечный страх попасться. Стоит ли цепляться за такую жизнь? Даже если и выживешь, что ждет впереди?

Подумал так, а старик говорит:

– Духом не падайте, дойдем с Божьей помощью.

Шел в забытьи, дороги не разбирал, поскользнулся и упал. После падения сознание прояснилось, и понял Ухват, что конец. Погиб. Ряды заключенных разомкнулись, обошли упавшего, а старик остался стоять. Порядок известен: последний ряд пройдет, и охрана, замыкающая колонну, подойдет и, если зэк не поднимется, пристрелит и сообщит потом по начальству: «Убит при попытке к бегству».

Подошел лейтенант, толкнул ногой. Ухват слышал, как старик что-то втолковывает служивому, и тот, удивительное дело, не орет, не бесится. Убедительно говорит старик, даже как-то властно. Подняли лейтенант со стариком уголовника. А у переезда уже ждали серые фургоны. Погрузили арестантов и в город на закрытых машинах ввезли.

Так Ухвата старуха-смерть стороной обошла.

А оказалось, старик-то непростой.

– Как же, батя, нас с тобой лейтенант-то не пришил? Что ты такое ему сказал?

– Молился я дорогой, – охотно объяснил старик. – Все с Божьей помощью. Солдатик-то ведь тоже человек. Разнообразна и полна душа человеческая, и в каждой можно найти искру Божию и Любовь.

– А я ведь сам попович, батя. Повидал вашего брата, попов. Отец мой в Бога не верил, служил по расчету, деваться некуда было – профессия. Дома пил, мать гонял. Деньги таскал из церковной кружки себе на водку. Я и сам семинарию окончил. Да, не удивляйся. Только не верил никогда, лицемерием это считал. Презирал. По другой дорожке после пошел, как-то само собой получилось. Закрутило… Попов с детства не люблю. А сегодня… Что-то есть в тебе, отец… Настоящий ты и в самом деле веришь. Вот я и думаю – а вдруг есть он? Скажи мне, батя, как дальше жить-то? Как жить с тем, что я натворил, если все же есть он, Бог-то?

Батюшка ответил не сразу. Уголовник ждал.

– Справедливым будь с теми, кто рядом. Доброты своей не стесняйся, от Бога она.

По стенам сарая чуть слышно ударял несильный осенний дождь.

Во время неспешного разговора попа с Ухватом Шнурок не спал. От нечего делать он стал высматривать щели в стенах сарая, коих нашлось немало. Облазив сарай по периметру, он пришел к совершенно фантастическому выводу: их никто не охраняет. Это был невероятно счастливый для побега случай.

Не поверив собственной догадке, он разбудил шпану, а те, в свою очередь, подняли на ноги весь сарай. В несколько минут разобрали пару-другую досок в крыше и беспрепятственно, подобно муравьям, потекли наружу и растворились в ночи один за другим.

Последним покидал сарай Ухват.

– Давай вместе, батя. Что тебе здесь? Вишь, как подфартило!

Священник только головой покачал:

– Я не пойду. Да и ты бы не ходил, болящий, пропадешь.

– Ну тогда молись за меня, батя. Прощай.

И уголовник скрылся в ночи, а в отверстую дыру в потолке заморосил дождь.

Утром явилась охрана и, отперев сарай, обнаружила одного-единственного продрогшего арестанта.

Пытаясь загладить собственную халатность, охрана в спешном порядке решала, как быть с оставшимся бедолагой. Его напоили горячим чаем с хлебом, и теперь он сидел перед начальником особого отдела тюрьмы, на столе у которого лежала папка с делом заключенного.

– Вознесенский Сергей Владимирович, – провозгласил крепкий, средних лет военный и с интересом взглянул на заключенного: – Так отчего ж не побежали со всеми, Сергей Владимирович? Преступная халатность охраны, скажем прямо, была ведь вам на руку?

– Мне с бандитами не по дороге, – ответил священник.

Начальник помолчал, листая дело, покачал головой:

– Несколько сроков у вас, смотрю. Сначала – ссылка, затем – лагерь. И вот опять продлили. Упрямый вы человек, батюшка, как я погляжу.

– В чем же, гражданин начальник, мое упрямство? – удивился заключенный.

– В ссылке вы продолжали вести религиозную пропаганду. Вот здесь сказано – целую общину возле себя организовали, службы совершали. Так?

– Ну а как же иначе, ежели меня Бог на это дело поставил? У вас своя служба, у меня – своя. Люди в моем слове нуждаются, и бросить их я не могу.

– Вона как! – Военный покачал головой, усмехнулся. – Ну а в лагере что ж? Не одумались?

– Что вы имеете в виду, гражданин начальник?

– Хлебнули баланды-то, почистили парашу? Небось уголовники пайку отнимали? Было?

– Как не бывать? Человек слаб…

– Ну и что? Скажете – тоже люди? Нуждаются в вашем слове?

– А как же? – искренне удивился отец Сергий. – В лагере я познакомился с прекрасными людьми! С прекрасными… В Вологде у нас в бараке профессора были, инженеры, врачи. Когда профессора читали лекции, их слушали даже урки. Что вы! И они все нуждались в слове Божьем…

Начальник покачал головой:

– Удивляюсь я вам, Вознесенский. Вот тут в деле донос на вас от одного из ваших «прекрасных людей». Все подробно расписано, как вы в лесу литургию служили, как из черники давили «вино» для причастия… Просто поэма!